Галина, Благовещенск
Моя мама родила меня очень молодой, в 18 лет. Ей не нужны были дети, она любила гулять и веселиться. Она меня часто бросала и уходила по своим притонам. У меня по сей день остался страх выпивших мужчин, я их просто нее-наа-вижу. Отец еще в детстве отказался от меня, мотивируя это тем, что мама нагуляла ребенка.
В четыре года меня забрали в приют, и все детство я провела в детском доме. Воспитатели постоянно вбивали нам в голову: «Если не вы — значит никто. Никогда ни на кого не надейтесь, не ждите помощи, делайте все сами, сами, сами». Это очень отложилось, и до сих пор я все делаю сама, никогда ни на кого не перекладываю. Мы всегда ходили в общую школу, если кто-то и насмехался там над детдомовцами, я никогда не обращала на это внимание, никогда не лезла на рожон.
По достижении совершеннолетия в детском доме выдают личное дело с обстоятельствами сдачи в приют: кто сдавал, как забирали. Я начала искать свою маму, но нашла ее уже мертвой: в 2007 она попала под машину. Отец жив, но у меня не было желания с ним встретиться. Я не люблю, когда меня отталкивают, не лезу. Если бы он проявил инициативу, я бы пошла на встречу.
Я нашла деда, но при встрече не почувствовала какой-то родственной связи. А вот к бабушке есть какие-то трепетные чувства. Когда мы с ней встретились, она сказала, что не знала, что я росла в детском доме, что так произошло. Скорее всего она просто не интересовалась моей судьбой, но это какая-никакая родная кровь. А остальных родственников я и не искала — у меня появился уже родной человек, больше мне никого не надо.
Со своим мужем мы познакомились в одной компании. Четыре года мы присматривались друг к другу, долгое время как будто что-то не давало быть нам вместе, мы сходились, потом расходились. В один прекрасный день мы поняли: хватит что-то выдумывать, раз мы за четыре года никого себе не нашли, значит, это судьба.
Когда я была беременна, я переболела бронхитом. Я родила Даню недоношенным, на седьмом месяце беременности при весе 1 кг 660 грамм, ростом 43 см. После того, как я оклемалась после родов, я пошла в реанимацию в первый раз посмотреть на сына. Никакой радости я не испытала, отчетливо помню только чувства горечи и боли. Он лежал малюсенький, весь истыканный трубками, подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Мы провели с сыном в роддоме три с половиной месяца. Ему кололи препараты для поддержания жизни, говорили, что может не выжить. Нас пугали тем, что может быть не будет зрения, потому что кололи много токсичных антибиотиков. Но проблемой для нас стал слух.
Сначала он ходил в слуховом аппарате. Мы к этому привыкли: Даня ходил в садик, мы оба работали, жили полноценной жизнью. Но когда слух начал падать, понадобилась сложная операция. Она называется капиллярная имплантация: это когда вшивают датчик, при помощи которого звук поступает через него в мозг, а он уже как компьютер все отцифровывает, понимает, какие звуки что значат. Но слух у него уже никогда не восстановится.
Операцию пришлось делать в Санкт-Петербурге, у нас Благовещенске нет таких специалистов. Сейчас мы возвращаемся домой с послеоперационного осмотра. Пришлось поехать на поезде: шесть дней туда и шесть дней обратно, всего 12 дней в дороге. Было много непредвиденных расходов, связанных с операцией: перелет, проживание, обследования. Между операцией и осмотром прошло меньше месяца, и мы не успели заработать на билет на самолет — он стоит 25 тысяч на человека, на ребенка льгот не было.
Тяжело морально, когда постоянно слышишь от врачей слова «Прогресса нет». В этот момент хочется, чтобы рядом находился близкий человек, который разделит свою печаль, но мужа, к сожалению, нет рядом. Он у меня сварщик, у него ненормированный график, и большую часть времени он проводит на работе. Иногда я срываюсь на него, говорю «Помоги мне», но понимаю, что муж — это мужчина, он должен деньги зарабатывать, чтобы на все хватало, а не заниматься женскими штучками.
По характеру Даня очень мягкий, маменькин сыночек. Чуть что, он сразу ко мне. Но я стараюсь приучать его к тому, чтобы он был самостоятельный, всегда даю ему право выбора. Очень жалко, что так получилось у него со здоровьем. Многие врачи советуют, что должно быть двое детей, но я не хочу больше. Мне хочется, чтобы я вся в нем была, только с ним. Сейчас такой возраст, что он ребенок и ему все прощается, а ведь дальше пойдет школа. Сейчас очень сложные подростки, вдруг будут его обижать, не дай бог он еще замкнется в себе.
За пять лет я уже привыкла, что мне нельзя отдыхать ни в коем случае. Он часто болеет, с таким ребенком нельзя расслабиться, не дай бог что-то случится. Я пытаюсь компенсировать, хочу, чтобы у него было то, чего не было в детстве у меня. Чтобы он мне доверял, чтобы я стала для него родным-родным человеком. Кто-то меня хвалит, но я считаю, что так бы поступила любая мама, которая за своего ребенка горы свернет.
Эта статья изначально опубликована на сайте Mesto47. Вы можете прочитать эту и другие истории или прослушать подкаст здесь.
