«Вы каждый день приходите в офис и работаете за ноутбуком, в один из дней вы приходите в офис, а ноутбука нет — украли, дальше уже модели поведения зависят от того, личный ли это ноутбук или корпоративный», — так на сессии ПМЭФа описал разницу в мотивации частных и государственных компаний Андрей Елинсон, управляющий директор инвестиционной компании А1 акционеров «Альфа-групп» (А1 занимается разрешением сложных экономических ситуаций и корпоративных споров). Говоря о госкомпании, Елинсон имел в виду банк непрофильных активов «Траст», созданный после санации силами ЦБ трех крупнейших частных банковских групп — «Открытия», Бинбанка и Промсвязьбанка.
Вернуть полтриллиона
На базе «Траста» (попал на санацию вместе с «Открытием») ЦБ собрал непрофильные и проблемные активы трех банков: их набралось на более чем 2 трлн руб. по балансовой стоимости, справедливая же стоимость составила всего 236 млрд руб. На работу «Траста» отведено пять лет — до 2023 г. банк должен вернуть Банку России 482 млрд руб.
Разница между тем, как проблемные активы возвращают специализирующиеся на этом частные и государственные компании, — в мотивации и инфраструктуре, убежден Елинсон.
Если ноутбук корпоративный,
- работник по процедуре доложит об этом начальнику,
- напишет заявление в полицию,
- ему выдадут новый ноутбук, может быть, даже лучше старого.
А если это личный ноутбук, на который ты сам зарабатывал? Тут уж надо его найти, потому что до следующего ноутбука ждать еще месяца четыре, продолжил Елинсон. Модель действий тут совсем иная:
- опросить всех сотрудников, кто был последний в офисе,
- поднять камеры наблюдения,
- объявление написать.
То есть чуть больше усилий приложить, резюмировал Елинсон.
То же самое с поиском и возвратом плохих долгов в государственной и частной структуре — это разные модели в разных обстоятельствах, отметил Елинсон: «Когда этой частью бизнеса занимается частная компания, у нее мотивация такая, что надо вернуть свое, любым способом, быстрее и эффективнее». Ограничения, которые есть у государственного игрока, уходят у частной компании на второй план.
У А1 и у «Траста» есть крупные должники, которые сбежали за границу (например, банкир Георгий Беджамов, которым занимается А1). С должниками, особенно бывшими владельцами банков, все понимают, как дела обстоят, отметил Елинсон: размер дыры в балансе и требований к собственнику может в десятки раз превышать размер реально выведенных денег, а если считать, сколько реально осталось у тех, кто сбежал, то и в сотни раз.
Вот условно есть долг $1 млрд — дыра в балансе, которую установил Банк России, выдал живые деньги на восстановление капитала банка и посчитал еще проценты на 25 лет вперед. Есть эта гигантская сумма и живой человек, который в этот момент бродит в районе Мейфэр (престижный район Лондона. — VTimes) с «последними» $50 млн. «Это даже не метафора», — отметил Елинсон.
Тут к должнику приходят юристы крупного уважаемого государственного банка и говорят «ну, давай, $1 млрд за тобой». Должник понимает, что его поймали, но никакого миллиарда у него нет, он готов отдать $49,900 млн — «чуть-чуть» чтобы ему оставили. А «Траст» не может согласиться на такую сумму — после должника ему с отчетом в Генпрокуратуру идти и объяснять, как миллиард разменяли на $50 млн. Госбанк так не может, даже если он все понимает и видит, что больше вернуть не сможет, поэтому начинает судиться, тратить госденьги, экстрадировать — иначе просто нельзя, объяснил Елинсон.
А если частная структура видит, что есть только $50 млн, то «хорошо, давай $49,900 [млн], и все, разбежались. Деньги важнее — ресурс ограничен».
За некоторыми должниками можно годами бегать, и в этом случае ресурсы у государства покрепче, деньги дешевые, можно себе позволить и потерпеть. Бывает такое, что говорят про последние $50 млн, а через год там еще $50 [млн] на Багамах, потом еще $100 [млн] где-то, квартира в Париже — тут государственное терпение воздает свое.
Если говорить про инфраструктуру, то у государственной структуры есть процедуры, регламент, выбор подрядчика, из-за чего ограничена скорость принятия решений, считает Елинсон. Частная компания может позволить выбрать партнера, а через двое суток отказаться от него и выбрать другого — в госструктуре такое просто невозможно.
Предправления «Траста» Александр Соколов в разговоре с VTimes согласился с тезисом Елинсона о разнице в скорости принятия решений: «Это родовая особенность — государство никогда не сможет быть таким же быстрым, гибким и эффективным, как частный бизнес».
С чем Соколов «категорически» не согласен, так это с позицией, что частный бизнес бежит за своими деньгами, а государственный в этом плане более расслаблен. Нет, это зависит исключительно от системы мотивации, отметил Соколов: у «Траста» она напрямую привязана к уровню возврата.
Нельзя сказать, что «Траст» как госбанк совсем не может заключить мировое соглашение на $50 млн, если ему должны $1 млрд, продолжил банкир, но это действительно крайне сложно. «Для того чтобы объяснить государству, почему мы сделали мировое на $50 млн возврата, нам надо тома доказательной базы подготовить, что больше от этого заемщика получить невозможно. Это возможно, но очень сложно», — признал Соколов.
Проблема есть, но обратная сторона снятия контрольных мероприятий — это коррупционные риски, добавил Соколов. Поэтому снимать контроль, по его мнению, это очень опасная история: «Деньги государевы должны быть под надзором, и общество должно быть уверенно, что они защищены».
