Вопрос, кто это сделал, я даже не ставлю: полагаю, мы никогда этого не узнаем. Не потому, что так уж невозможно раскрыть, а потому, что российское общество не доверяет «органам» и, по большому счету, уже и так уверено, что все знает.
Для провластно настроенных людей еще до обнародования весьма, надо сказать, странной версии ФСБ, было очевидно, что это вина украинских спецслужб. (Хотя зачем? Она не пользовалась ни известностью, ни влиянием, я, например, услышал о ней впервые в сообщениях о ее гибели, а в Украине вряд ли можно найти хоть одного человека, который знает, кто она такая). Для противников Путина так же очевидно, что это сделали спецслужбы, но наши. Есть еще, как всегда и бывает, версии каких-то денег, которые она кому-то не отдала или, наоборот, взяла, но у них куда меньше сторонников.
Но кто бы ее ни убил и вне зависимости от того, будут ли эти люди привлечены к ответственности, последствия ее убийства могут носить поистине тектонический характер для нашего общества.
Сразу же после гибели Дарьи пропагандисты стали требовать массовых репрессий против всех, кто не согласен с линией партии: все они должны быть арестованы, они пособники «украинских убийц» и так далее. На прощание с Дугиной лидер ЛДПР и председатель комитета по иностранным делам Думы Леонид Слуцкий произнес: «Одна страна, один президент, одна победа». Он достаточно грамотный человек и не мог не понимать, что это почти калька со знаменитого нацистского лозунга: «Один народ, одна страна, один фюрер» — он произносил это вполне сознательно! Кто-то уже сказал, что из нее хотят сделать нечто вроде Хорста Весселя.
Бывают смерти, ведущие к примирению и консолидации, как, например, гибель трех защитников Белого дома в августе 1991. Для миллионов очень эмоционально тогда на это отреагировавших людей вопрос стоял не об отмщении, а именно о необходимости сделать так, чтобы такого — войск против мирных граждан — никогда больше в нашей стране не случалось. Но смерть Дарьи — послушайте, что говорилось у ее гроба, причем людьми высокопоставленными — приведет, скорее к дальнейшему обострению, к ужесточению борьбы с внешними и внутренними врагами — к новым смертям. И уж точно — к бОльшей ненависти, к дальнейшему сгущению мрака, который накрыл нашу страну.
Сторонники той версии, что ее машину взорвали наши спецслужбы, не просто обращают внимание на многочисленные странности и несостыковки в официальной позиции и проводят аналогии с годами не расследованными убийствами противников режима, но объясняют этот акт именно желанием усилить террор, сравнивая случившееся, например, с убийством Кирова, послужившим триггером к массовому кровопролитию. Из всего этого не следует, что Дарью убили по приказу каких-то таинственных генералов какой-нибудь спецслужбы, но то, что ее гибель может быть использована и, скорее всего, будет использована наиболее реакционными силами в нашем руководстве, не подлежит сомнению.
Правда, есть и хорошая новость.
Версия ФСБ, при всей ее неубедительности для меня и для таких, как я, означает, что прямое обвинение либералов и иноагентов (я, кстати, иноагент), убивших ее по приказу Байдена, переданному через Навального, откладывается.
Она, конечно, может возникнуть уже завтра, и за ней точно последуют абсолютно страшные шаги властей, но пока-то она не озвучена. А истерика в телевизоре — всех уничтожить! — это все-таки не приказы об арестах и интернировании. Хотя тревожно!
Но это убийство обнажило еще одну проблему — внутреннюю для оппозиционного сегмента нашего общества. Ожесточение затронуло и нас. Считать гибель Дарьи Дугиной закономерной, понимать, что подлинной причиной является политика высшего руководства, особенно политика в Украине, видеть связь ее смерти с человеконенавистническими идеями ее отца — это одно. Но радоваться убийству девушки, которая, да, произносила ужасные, неприемлемые в цивилизованном обществе вещи, но вещала лишь для узкой маргинальной аудитории, не имела никакого отношения ни к принятию, ни к осуществлению страшных решений, — другое. Пусть смертям радуются официальные пропагандисты режима. Его оппонентам это не пристало!
